Диалог в обряде опахивания в повести Сергея Есенина Яр и его мифологические коннотации

Abstract

One of the most striking episodes in Sergei Yesenin’s story Yar (1915) is the description of the folk ritual of ploughing a village against an anthrax epizootic. It is ethnographically accurate, based on the personal impressions of the poet as an eyewitness, and contains a number of important details that complement the records of the 19th – early 20th centuries. The ploughing that Yesenin saw in his native village belongs to the so-called occasional rituals, which are only resorted to during crises, such as mass illnesses of people and deaths of livestock, which were thought to mean failure in the world order. To stop the epidemic a balance had to be restored between the “human” and the “non-human”. Accordingly, the epidemic was thought of as evidence that the balance had been disrupted, and that the border separating people from the other world had weakened. The rite of ploughing was intended to renew it on the real and symbolic levels. Eleven naked innocent girls, led by a blindfolded married woman, circled the village with chants. They became participants in primordial creation. According to Yesenin, during the ritual walk they could kill any person they met who was deemed to personify the disease. Moreover, the dialogue between the blindfolded woman and the participants in the ritual reproduced ritual blindness, which made it possible to see another existence, and invoked the corresponding mythological characters such as Gogol’s Viy.

Одним из самых ярких эпизодов в повести Сергея Есенина Яр (1915) является описание народного обряда опахивания селения против эпизоотии сибирской язвы. Оно этнографически точное, базируется на личных впечатлениях поэта как очевидца и содержит ряд важных деталей, которые дополняют имеющиеся в научной литературе фиксации XIX– начала XX века, в том числе и происходящие из Рязанской губернии. Опахивание, которое Есенин видел в родной деревне, относится к так называемым окказиональным обрядам, которые исполняются «по случаю» – во время возникших кризисов. Оно совершалось при массовых заболеваниях людей и падеже скота, понимавшихся в традиционном обществе как проявление сбоя в мировом порядке. В последнем случае для избавления от эпидемии следовало восстановить этот порядок. Под нормальным ходом вещей подразумевался баланс между «человеческим» и «нечеловеческим», соответственно эпидемия мыслилась как свидетельство того, что баланс нарушен, а граница, отделяющая людей от иного мира, ослабла раньше срока. Обряд опахивания был призван провести еe заново, на реальном и символическом уровнях. Для этого одиннадцать обнаженных невинных девушек во главе с замужней женщиной, глаза которой были завязаны, обводили деревню бороздой с песнопениями. Они становились фигурантами ситуации примордиального творения. Во время обрядового обхода селения, согласно свидетельству Есенина, могли умертвить встречного человека, который объявлялся персонификацией болезни. Другой важной чертой, отмеченной поэтом, являлся обрядовый диалог, происходивший между женщиной с завязанными глазами и участницами обряда. Он воспроизводил ритуальную слепоту, дающую возможность видеть инобытие, и отсылал к соответствующим мифологическим персонажам вроде гоголевского Вия.